Я и забыла, что я женщина (женская история)

Соседку нашу, тетю Аню, я никогда не помнила молодой, хотя лет ей, пожалуй, должно было быть немного — где-то между сорока и пятьюдесятью. Всегда в хлопотах и делах, неприметная, загнанная, то работы, то приработки — откуда тут взяться моложавости да красоте: растущие дети да зарплата научного сотрудника не позволяли перевести дух.

Длинная юбка, вечный серый свитер и пучок на затылке. Глаза, правда, были красивыми, но их замечали, только когда тетя Аня улыбалась, а это случалось ой как редко. Муж умер давно, а до этого долго болел, так что тетя Аня — тогда еще Анечка — осталась одна совсем молодой, раз и навсегда поставив крест на своей дальнейшей жизни. Денег настолько не хватало, что тетя Аня часто впускала жильцов в одну из комнат, а поэтому, когда ее научный руководитель попросил поселить у нее своего приехавшего на большой срок шведского коллегу — все дешевле, чем в гостинице, — она, не задумываясь, согласилась. Швед был привлекателен, хотя и в годах, но когда мы попробовали с тетей Аней пошутить — мол, стоит обратить на него внимание — она вначале недоуменно вскинула на нас глаза, а потом рассмеялась: «Девочки, я же давно уже не женщина, посмотрите на меня, мой поезд давным-давно ушел. В тридцать — может, и обратила бы внимание, а сейчас я уже и забыла, как это делается».

Это надо же, какая красавица!

Прошел месяц, другой, наступила весна, швед успел уехать и опять вернуться, вновь поселившись у тети Ани, И вдруг однажды мы встретили на лестнице даму, в которой, не без некоторой оторопи, с трудом признали тетю Аню, но какую! Безобразящий ее пучок уступил место модной и очень идущей ей стрижке, на смену бесформенному свитеру пришло что-то очень кокетливое и воздушное, но главное—тетя Аня, нет, впрочем, просто Аня — была весьма стильно, и умело подкрашена. Перед нами была совершенно новая женщина — моложавая, волнующая, привлекательная. Незнакомое видение, одарив нас загадочной улыбкой, прошло мимо, цокая каблуками. Мы переглянулись, ошарашенные, и когда к нам вернулся дар речи, самую прозорливую осенило: «Никак швед! Батюшки! Вот метаморфозы!..» Анна не делала особого секрета из своего чудесного превращения. В ее жизнь вошла любовь — именно он, ее Олаф, за которого она выходила замуж, сумел разглядеть за усталостью и непривлекательной внешностью в этом утратившем все признаки пола существе женщину, все еще молодую, необычайно красивую и притягательную, — сумел разглядеть, оценить и полюбить.

И его прозорливость, а потом сила любви позволили и Анне взглянуть на себя его глазами и поверить увиденному. Она сбросила с себя гнет возраста и усталости и стала красивой не для того, чтобы понравиться ему, а потому, что силой волшебства нашла в себе мужество, чтобы захотеть быть женщиной, жить и привести себя в соответствие с тем, какой она себя теперь ощущала, невзирая на пережитое.